Екатерина Афанасиевна Протасова

Василий Анлреевич Жуковский

Жуко́вский, Василий Андреевич [29.I(9.II).1783, с. Мишенское Тульск. губ., – 12(24).IV.1852, Баден-Баден (Германия), похоронен в Петербурге] – русский поэт. Один из основоположников русского романтизма. <…> Учился в Благородном пансионе при Московском университете (1797 – 1801), где начал писать стихи. Участие в «Дружеском литературном обществе» (1801), в которое входили также Александр и Андрей Тургеневы, А.Ф. Мерзляков и другие представители образованной дворянской молодежи, определило идейно-творческие интересы Жуковского. В 1802 в карамзинском «Вестнике Европы» появилось первое большое стихотворение Жуковского «Сельское кладбище» (вольный перевод элегии Т. Грея), выразившее взгляды и настроения, характерные для русского сентиментализма, и принесшее известность молодому поэту. В этом стихотворении уже обозначилась характерная особенность его поэтического дарования – склонность к оригинальной разработке заимствованных сюжетов и образов.

Кипренский О.А. Портрет поэта Василия Андреевича Жуковского. Около 1816 г. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея.

в 1815 г. Жуковский приглашен на должность чиеца царицы и на долгие годы стал придворным

«У меня почти все или чужое, или по поводу чужого, и все, однако, мое», – писал позднее Жуковский. К 1808 его творчество приобретает романтический характер. Поэт создает первые баллады: «Людмила» (1808), «Кассандра» (1809), «Светлана» (1808 – 12) и др. В 1812 Жуковский участвовал в Отечественной войне как ратник ополчения и написал стихи «Певец во стане русских воинов», посвященные доблести русских полководцев и любви к родине. Откликом на военные события явилось стихотворение послание «Императору Александру» (1814), одобренное при дворе. В 1815 он был приглашен на должность чтеца царицы и на долгие годы стал придворным.

В своих политических и литературных взглядах Жуковский был последователем Н.М. Карамзина. В Петербурге он принял участие в борьбе литературных направлений и вскоре стал одним из руководящих членов литературного кружка «Арзамас», выступавшего против реакционных эпигонов классицизма. На почве литературных интересов Жуковский сблизился с некоторыми представителями дворянской молодежи, охваченной революционными настроениями, – М.Ф. Орловым, Н.И. Тургеневым, А.С. Пушкиным, но не поддержал их попытки превратить «Арзамас» из веселого, дружеского литературного кружка в литературное общество, отражающее передовые политические стремления эпохи. К 1810 – нач. 1820-х гг. относится расцвет творчества Жуковского. В это время им созданы «Эолова арфа» (1814), «Вадим» (1817), составивший вместе с балладой «Громобой» (1810) поэму «Двенадцать спящих дев» (1817), «Иванов вечер» (1822), а также ряд романтических стихотворений: «Цвет завета» (1819), «Невыразимое» (1819), «Море» (1822) и др. Сб. стихов, вышедший в 1824, как бы подводил итоги этому периоду.

с 1826 г. Жуковский становится воспитателем наследника, будущего царя Александра II и занимает это место в течение 15 лет

С 1826 положение Жуковского при дворе укрепляется: он становится воспитателем наследника, будущего царя Александра II и занимает это место в течение 15 лет. Со 2-й пол. 20-х гг. Жуковский не принимал активного участия в литературной жизни. Несмотря на это, в нач. 30-х гг. он вновь сближается с Пушкиным и при всем различии их политических взглядов остается одним из ближайших друзей великого поэта вплоть до его смерти. Благодаря влиянию при дворе Жуковский неоднократно добивался смягчения участи деятелей передового общественного движения <…> – Пушкина, А.И. Герцена, М.Ю. Лермонтова, декабристов; содействовал освобождению из крепостной неволи Т.Г. Шевченко. С 1841, получив почетную отставку и женившись, Жуковский жил преимущественно за границей. С нач. 30-х гг. работа Жуковского над собственными произведениями все больше уступает место переводам. Еще раньше он перевел «Орлеанскую деву» Ф. Шиллера (1817 – 21) и «Шильонского узника» Дж. Байрона (1821 – 22), затем переводит «Ундину» Ф. де Ламотт Фуке (1837), часть индийской поэмы «Махабхарата», названную «Наль и Дамаянти» (1844), часть поэмы Фирдоуси «Шахнаме» – «Рустем и Зораб» (1849), «Одиссею» Гомера (1849) и др. Переводы Жуковского, отличающиеся высокими художественными достоинствами, знакомили русских читателей с крупными памятниками мировой литературы. К заслугам Жуковского перед русской поэзией относится и работа над народными сказками, сюжеты которых он, подобно Пушкину, перелагал стихами, превращая сказку в поэму («Сказка о царе Берендее...», «Спящая царевна», обе 1831, и др.).

Поспелов Г. Н. Жуковский Василий Андреевич // Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред А. А. Сурков. – М.: Сов. энцикл., 1964. – Т. 2. – Стб. 955 – 956.

Василий Андреевич Жуковский в Муратове и Холхе

Отцом Василия Андреевича Жуковского был богатый помещик Тульской губернии Афанасий Иванович Бунин, матерью – пленная турчанка Сальха, в крещении получившая имя Елизаветы Дементьевны Турчаниновой.

Елизавета Дементьевна Турчанинова (Сальха). Рисунок В.А. Жуковского. 1797.

В.А. Жуковский провел юность в селе Мишенском, поместье отца. Мальчик сделался любимцем всей семьи: сводных сестер, племянниц и даже жены А.И. Бунина, Марьи Григорьевны. Однако, несмотря на окружавшую его всю жизнь любовь близких, Жуковский не мог не ощущать ложность своего положения. Так, его сводная сестра Екатерина Афанасьевна Протасова, к семейству которой он больше всего был привязан, никогда не допускала с его стороны братских отношений: в письмах и дневниках Жуковский называл ее то «теткой», то «матерью». Он всю жизнь говорил ей «вы», тогда как она ему – «ты». Может быть именно потому, что настоящих семейных радостей ему с детства не пришлось изведать, Жуковский так жаждал собственного семейного счастья. Заметно, что он привязывался душой к тем из родных, которые, пережив несчастья, как бы нуждались в ласке и покровительстве. В 1805 г., видя стесненные обстоятельства овдовевшей Екатерины Афанасьевны Протасовой, он вызвался учить ее дочерей Марию и Александру. Каждый день из Мишенского отправлялся он пешком за три версты в Белев к своим ученицам. В 1810 г. он опять помогает Протасовым – сооружает для них дом в сельце Муратово Орловской губернии.

Проявив немалую хозяйственную сметку, он выбрал место для постройки, сделал чертеж дома и всех необходимых служб, нанял в Болхове подрядчиков и изо дня в день наблюдал за работами, вникая во все мелочи. На ручье Мымришенке, впадающем в чистый, меланхолически-медлительный Орлик, он велел сделать прочную плотину с шлюзом и дорогой через нее – образовалось озеро с полуостровом [1].

В это время Маша Протасова становится все более дорога поэту, он мечтает всегда оставаться рядом с ней. В полуверсте от Муратово находилась деревушка Холх. Часть ее В.А. Жуковский получил весной 1810 г. в дар от матери и Марии Григорьевны Буниной. Летом того же года в Холх перенесли временный деревянный домик, в котором жила Е.А. Протасова до постройки своего дома в Муратово. По обе стороны его насажены были деревья, перед ним, на берегу пруда, цветник. Жуковский прожил в Муратове и Холхе, с перерывами и отлучками, с мая 1811 по июль 1814 г. «Муратово – это место, где протекал мой золотой век. То была поэтическая жизнь, и только тогда я был поэтом», – позже писал В.А. Жуковский [2].

Здесь рядом с ним были его любимые, часто навещали подруги детства – племянницы Юшковы и новые добрые друзья – Плещеевы. В Муратово и Холхе около Жуковского, по словам К.К. Зейдлица, «составилось общество, отличавшееся образованностью и веселым характером». В болховском сельце, в глуши России, осуществилось то, что Гете в то же самое время представлял в своем романе «Вильгельм Мейстер», и то, что можно было видеть тогда в Веймаре – при самом изящном и просвещенном дворе в Европе [3]. Переживая счастливейший период своей жизни, В.А. Жуковский с жаром участвовал в различных художественных увеселениях, в полной мере проявив свою способность «нести галиматью». Его друг по «Арзамасу» П.А. Вяземский писал: «Он был не только гробовых дел мастер, как мы прозвали его по балладам, но и шуточных и шутовских дел мастер. <…>; При натуре идеальной, мечтательной, несколько мистической, в нем были и сокровища веселости, смешливости <…>» [4].

В 1811 г. в орловском имении Протасовых под псевдонимом Маремьяна Даниловича Жуковятникова знаменитый на всю Россию автор романтических элегий и баллад В.А. Жуковский «издавал» (в единственном экземпляре) журналы «Муратовская вошь» и «Муратовский сморчок», в которых описывал исторические события» в «Муратовской империи». Кроме того, он создает цикл стихотворений шуточного характера, наполненных бытовыми деталями и намеками. Такие «домашние» произведения, не рассчитанные на публикацию, он сочинял для тесного круга родственников и друзей.

Мария Андреевна Протасова в 1811 году (портрет работы П.Ф. Бореля с рисунка Жуковского). Опубликовано в кн.: Русские деятели в портретах, изданных редакцией исторического журнала «Русская старина». Второе собрание. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1886. С. 27.

В 1811 г. в орловском имении Протасовых под псевдонимом Маремьяна Даниловича Жуковятникова знаменитый на всю Россию автор романтических элегий и баллад В.А. Жуковский «издавал» (в единственном экземпляре) журналы «Муратовская вошь» и «Муратовский сморчок», в которых описывал исторические события» в «Муратовской империи»

В это же время Жуковский плодотворно работал: «Ты спрашиваешь, чем я занимаюсь? – пишет он из Холха Д. Блудову. – Мое время разделено на две половины: одна посвящена ученью, другая авторству (в том числе и переводы). Ученье: философия и история и языки <...> Сочинения и переводы: начал перевод из «Оберона» <...>; делаю планы для будущих сочинений, в которых нет недостатка; имею в голове русскую поэму <...> и прочее, и прочее. <...> «Оберон» занимает меня поутру, а ввечеру перевожу, и теперь занят мендельзоновым «Федоном», которого уже больше половины переведено. <...> Живу я очень уединенно и с своими» [5].

В. А. Жуковский покинул Муратово в начале сентября 1814 г., окончательно потеряв надежду получить согласие Е.А. Протасовой на его брак с ее старшей дочерью Машей. В том же году он продал свое именьице в Хохе, подарив все полученные деньги – 1000 рублей – на свадьбу Саше Протасовой.

Вновь Жуковский посетил Муратово только через 23 года. В 1837 г. он сопровождал своего воспитанника, наследника российского престола цесаревича Александра Николаевича (будущего императора Александра II) в его длительном путешествии по России. 19 августа в дневнике Жуковского скупая запись: «Поездка в Муратово, в Покровское. Самая худшая поездка. Пожар в Муратове. Остатки. Нашли жилые места. Разросшийся сад. Дуняшин цветник. Курган и на нем котик Акулины Ивановны. У Е(катерины) Афан(асьевны). Начатая развалина дом. Беспорядок. Елена Ивановна и Наталья Ивановна Протасовы. Петр Плещеев с детьми и с женою и с Варварою. Дуняша и ее письма. Печальный день» [6].

1. Афанасьев В.В. «Родного неба милый свет...» (В.А. Жуковский в Туле, Орле и Москве). М., 1980. С. 181.
2. Веселовский А.Н. В.А. Жуковский. Поэзия чувства и «сердечного воображения». С.-Пб.: Типография Императорской Академии наук, 1904. С. 382.
3. Зейдлиц К.К. Из книги «Жизнь и поэзия В. А. Жуковского. По неизданным источникам и личным воспоминаниям» / В.А. Жуковский в воспоминаниях современников / Сост., подгот. текста, вступ. статья и коммент. О Б. Лебедевой и А.С. Янушкевича. М.: Наука, Школа «Языки русской культуры», 1999. С. 43.
4. Арзамас: сборник в двух книгах / Под общ. ред. В.Э. Вацуро, А.Л. Осповата. Книга первая. М.: Художественная литература, 1994. С. 105.
5. Янушкевич А.С. Неопубликованные письма В.А. Жуковского: по московским и петербургским архивам // Русская литература. Историко-литературный журнал. 2009. № 3.С. 91.
6. Жуковский В.А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 тт. Т. 14. Дневники. Письма-дневники. Записные книжки. 1834 - 1847 / Сост. и ред. О. Б. Лебедева и А. С. Янушкевич. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 71.

Екатерина Афанасьевна Протасова, хозяйка Муратово

Сельцо Муратово досталось Екатерине Афанасьевне Протасовой по наследству отца. Ее отец Афанасий Иванович Бунин (1716 – 1791), богатый помещик, владел землями в Тульской, Калужской и Орловской губерниях. От брака с Марией Григорьевной Безобразовой у него было пятеро детей: сын Иван (1762 – 1781) и четыре дочери: Авдотья, в замужестве Алымова (1754 – 1813), Наталья, в замужестве Вельяминова (1756 – 1791), Варвара, в замужестве Юшкова (1768 – 1797) и Екатерина, в замужестве Протасова (1771 – 1848).

За тульского предводителя дворянства Андрея Ивановича Протасова Екатерина Афанасьевна Бунина вышла в 1792 г. Они жили счастливо; единственное, что омрачало их счастье, это страсть Андрея Ивановича к картам; он проигрывал очень много, промотал состояние жены и почти разорился. Он скончался в 1805 г. Красавица в молодости, Екатерина Афанасьевна, овдовев в 34 года, надела старушечий чепец и шушун и никогда более никакой другой одежды не носила.

Екатерина Афанасьевна Протасова, урожденная Бунина. Рисунок неизвестного художника. Карандаш. 1810-е гг.

Только в будни шушун был темный, в праздники белый. В таком одеянии мы видим ее на одном из немногих из дошедших до нас портретов. Екатерину Афанасьевну с дочерьми Марией и Александрой звал жить к себе в имение Троицкое Мценского уезда ее деверь Василий Иванович Протасов (о котором говорили, что он страшный деспот). Тогда Мария Григорьевна Бунина сказала дочери, чтобы она никогда ни у кого на положении бедной родственницы не была, а всегда жила «своим домом». Екатерина Афанасьевна всегда с благодарностью вспоминала об этом мудром совете.

Несколько лет она тихо и скромно прожила в Белеве. Ее внучка Екатерина Ивановна Елагина писала, что бабушка «была любима не только семьей своей, семьей мужа ее, но и всеми знакомыми, которые уважали ее за ее честность, за твердость, с которою она переносила лишения» [1].

О силе характера Екатерины Афанасьевны говорит и такой случай, описанный ее внучкой:

Случился в Белеве однажды огромный пожар; бабушке он был не страшен; ее дом был почти за городом, но она <…> пошла по городу, чтобы посмотреть, нельзя ли помочь кому-нибудь. Проходя мимо церкви, она увидала солдата на часах, спросила у него, что он тут делает: «Караулю порох, который в церкви» (пожар подходил уже близко). – «Да ты взлетишь на воздух», – «Знаю, но не смею сойти». Бабушка пошла в острог, сказала смотрителю: «Отпустите мне всех заключенных, я даю вам слово, что всех приведу назад». И таково было доверие, которое имели к ней, что смотритель острога отпустил с ней человек сорок арестантов. Выведя их, бабушка сказала им: «Я поручилась за вас, что вы воротитесь, не оставьте меня в славе; я веду вас на доброе дело, мы будем спасать город: бежать, вы знаете, некуда, – вас опять поймают, я обещаю заплатить вам за работу и верно смягчат ваше будущее наказание, если вы сами придете сесть в тюрьму». Они обещали ей все, что она требовала. Пришед к подвалу, они сбили замки, выломали двери и скатили 400 пудов пороху в реку, тут же под горой. После этого бабушка во главе своей команды воротилась в острог, и все сели опять без ропота на прежние места свои. Церковь загорелась скоро после этого; городничий с ужасом вспомнил о порохе и ждал страшного взрыва; ему донесли, что город спасен и верно ему совестно было сознаться, что его дело сделано бедной беспомощной вдовой [2]

Уплатив долги мужа, Екатерина Афанасьевна решила обосноваться в своем наследственном болховском сельце Муратово (ныне Урицкого района Орловской области). В 1809 г. она уехала туда с дочерьми и, поскольку господского дома там не было, на первых порах поселилась во временном деревянном доме, весьма похожим на простую крестьянскую избу. Он, правда, был большой, с прирубами и широкой террасой. У крыльца был рассажен цветник, а к Орлику была проведена усыпанная песком аллея. Но, вообще, место это было необжитое. Деревья в муратовском саду все были посажены собственноручно хозяйкой, ее дочерьми, Жуковским и их знакомыми. Архитектором и руководителем работ по строительству господского дома вызвался быть Жуковский. Усадьба расположилась у дубовой рощи на горе, вниз от нее намечены были цветники и парк. Орлик был загорожен плотиной со шлюзом, и получился большой чистый пруд. Работы шли до весны следующего года.

Переселившись в Муратово, Екатерина Афанасьевна перезнакомилась со всеми соседями, но ближе всех сошлись с Александром Алексеевичем Плещеевым и его красавицей женой Анной Ивановной, урожденной графиней Чернышевой, жившими в своем имении Большая Чернь, близ Болхова. Е.А. Протасова по мужу приходилась теткой А.А. Плещееву, следовательно, Маше и Саше Протасовым он доводился двоюродным братом. Тревожную осень и зиму 1812 г. Е.А. Протасова с дочерьми прожили в Орле, в доме Плещеевых, но после изгнания армии Наполеона из России вернулись в свое в Муратово. У тетки поселилась недавно овдовевшая Авдотья Петровна Киреевская с тремя детьми [3]. Они прожили в Муратово весь 1813 год. Сюда же приехали незамужние сестры Киреевской Анна и Екатерина. В Муратово жило также несколько пленных французов: «Екатерина Афанасьевна была рада каждому приращению своего семейства, – пишет мемуаристка Т. Толычева, – она привыкла жить среди многочисленного кружка и в эту тяжелую эпоху придерживалась более чем когда-либо поговорки, что на людях и смерть красна [4].

Осенью 1814 года Протасовы переехали в Дерпт, к месту службы поэта Александра Федоровича Воейкова, за которого вышла замуж младшая дочь Екатерины Афанасьевны Александра. В 1820-х гг. муратовский дом Воейков продал на своз в соседнее село Подзавалово, где тот простоял до 1880-х гг. В 1817 г. Екатериан Афанасьевна еще раз приехала в Муратово, с тем, чтобы разделить имение между своими дочерьми поровну, не оставив себе ничего.

В Дерпте в доме профессора хирургии и ректора Дерптского университета Ивана Филипповича Мойера, за которого в 1817 г. вышла замуж Маша Протасова, часто бывал выдающийся русский хирург и анатом Николай Иванович Пирогов: «<…> я был принят в семействе Мойера как родной», – писал он [5]. «Теща профессора моего, почтенная русская дама, так обласкала и приняла меня здесь на чужбине, что я готов ей перед целым светом изъявить мою благодарность, – рассказывал Н.И. Пирогов о Е.А. Протасовой, – если бы не она, здешняя жизнь еще бы скучнее и однообразнее для меня тянулась. В их доме <…> я нахожу единственное развлечение; она охотница до книг и получает все новые русские издания, а я ей читаю. Часто по праздникам, когда самого Мойера не бывает дома, чтение наше продолжается до глубокой ночи, и я возвращаюсь домой всегда веселее, нежели выхожу» [6].

В 1837 г. пережившая обеих дочерей Екатерина Афанасьевна вернулась в родные места и поселилась вместе со своим зятем И.Ф. Мойером и внучкой Екатериной в соседнем с Муратово селе Бунино, где и жила до самой своей смерти в 1848 г.

1. Воспоминания Екатерины Ивановны Елагиной и Марии Васильевны Беэр. Сахарова Л. Г. Вступительная статья: Воспоминания Е. И. Елагиной и М. В. Беэр // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII – ХХ вв.: Альманах. М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2005. [Т. XIV]. С. 269 – 270.
2. Там же. С.
3. Дочь Варвары Афанасьевны, урожденной Буниной и Петра Николаевича, двоюродная сестра М. А. и А. А. Протасовых; ее дети от брака с В. И. Киреевским: Иван Васильевич (1806 – 1856), Петр Васильевич (1808 – 1856) и Мария Васильевна (1811 – 1859). Во втором браке за Алексеем Андреевичем Елагиным.
4. Толычева Т. Из воспоминаний / В.А. Жуковский в воспоминаниях современников / Сост., подгот. текста, вступ. статья и коммент. О Б. Лебедевой и А.С. Янушкевича. М.: Наука, Школа «Языки русской культуры», 1999. С. 144.
5. Посмертные записки Николая Ивановича Пирогова // Русская старина. 1885. № 6. Гл. LXXIV. С. 463.
6. Штрайх С.Я. Пирогов. М.: Журнально-газетное объединение, 1933. С. 41.

Мария Андреевна Пратасова-Мойер (1793-1823)

Мария Андреевна Мойер. Портрет, написанный К.-А. Зенфом по графическому оригиналу, выполненному им при жизни М.А. Мойер. 1824. Холст, масло.

Эстеррейх О. Портрет В.А. Жуковского. 1820 г. Литография.

Любовь Василия Андреевича Жуковского к Маше Протасовой – одна из самых романтических историй в русской поэзии

Наша землячка Маша Протасова была предметом взаимной, но завершившейся трагически любви автора «Певца во стане русских воинов». Родилась Маша 16 января 1793 года в семье тульского губернского предводителя дворянства полковника Андрея Ивановича Протасова, имевшего поместья и в Орловской губернии. Он был братом трех сестер: Елизаветы – первой жены писателя и историка Карамзина, Анастасии – матери композитора-орловца А.А. Плещеева и Александры – тещи небезызвестного графа Ф. Ростопчина. Мать Маши Екатерина Афанасьевна (в девичестве Бунина) доводилась сводной сестрой Жуковскому, хотя закон отрицал их родство: будущий поэт был незаконнорожденным сыном ее отца и получил фамилию и отчество своего воспреемника. Это обстоятельство потом станет непреодолимым препятствием для Маши и Василия Андреевича на пути к их счастью. Расстроенные дела рано овдовевшей Екатерины Протасовой натолкнули Жуковского на мысль предложить свои услуги в качестве домашнего учителя ее двух дочерей. Сестры оказались способными и прилежными ученицами, жадно впитывали получаемые знания. Помимо взаимной симпатии, возникшей между ними и юным учителем, каждая встреча приносила им свежесть новых мыслей, радость совместных открытий.

Уезжая в июле 1805 года на непродолжительное время в соседнюю деревню, Маша не могла предположить, что в дневнике Жуковского появится такая запись:

Что со мною происходит? Грусть, волнение в душе, какое-то неизвестное чувство, какое-то неясное желание! Можно ли быть влюбленным в ребенка? Но в душе моей сделалась перемена в суждении ее! Третий день грустен, уныл: Отчего? Оттого, что она уехала!..

Пройдет немало лет, прежде чем Маша узнает об истинном отношении к ней Василия Андреевича. Вдень своего 14-летия она получила от него в подарок альбом с его стихотворениями, названный «Памятником прямой дружбы». В мае 1809 года редактировавший «Вестник Европы» Жуковский опубликовал в журнале свою «Песню» («Мой друг, хранитель-ангел мой...»), которую подписал криптонимом NN, указав дату написания – 1 апреля. Лишенный возможности открыто говорить о своей любви к Маше, он датировал стихотворение днем ее ангела:

Ах! Мне ль разлуку знать с тобой? Ты всюду спутник мой незримый

Маше шел уже восемнадцатый год, она по-прежнему не догадывалась о любви Жуковского к ней, а зарождающееся к поэту большое чувство она приписывала дружбе к нему, духовной близости и благодарности за самозабвенную доброту. С отроческих лет жила в Маше потребность в деятельной любви к окружающим людям. В своем Муратове Маша усердно лечила больных, приходила на помощь беднякам. В 1814 году она разыскала в деревне сирот, оставшихся бесприютными после умершей крестьянки, и взяла их к себе в усадьбу, где с помощью кормилицы ухаживала за ними. В 1811 году из письма Анны Плещеевой Маша впервые узнала о давнишней любви к ней Жуковского. Точнее говоря, она, конечно, догадывалась об этом, не зря поэт писал: «Любовь сама предатель свой...». Убедившись в том, что его любовь не безответна, Василий Андреевич воспрянул духом. Но еще одна попытка переубедить мать Маши не увенчалась успехом.

Летом 1810 года семейство Протасовых обосновалось в болховском сельце Муратово (ныне Урицкого района), где под наблюдением поэта завершилось строительство усадебного дома. Маша вместе с сестрой помогали ему «выпускать» юмористические рукописные журналы «Myратовский сморчок» и «Муратовская вошь». В следующем году рядом с ними в небольшой деревушке Холх поселился и сам Жуковский. Он уже имел неприятный разговор с Екатериной Афанасьевной относительно своего глубокого чувства к ее старшей дочери. Ссылаясь на близкое родство, она запретила даже думать о браке, потребовав, чтобы он свою любовь обратил в дружеское чувство. Ему пришлось принять это условие.

Месяца через полтора после начала Отечественной войны Жуковский поступил в Московское ополчение. К осени 1812 года Протасовы покинули Муратово и перебрались в губернский город, остановившись в доме Плещеевых. В угоду маменьке Маша пыталась бороться со своей любовью, но все было напрасно. Разлука только обостряла чувство и не способствовала сознанию его обреченности.

Вспоминались стихи из другой «Песни» Жуковского:

Но и вдали моя душа с твоей согласна; Любовь ни времени, ни месту не подвластна.

В начале 1813 года возвратился из армии в Холх в чине штабс-капитана Василий Андреевич, получивший по болезни бессрочный отпуск. Заручившись поддержкой очень чтимого Екатериной Афанасьевной религиозного деятеля И.B. Лопухина, жившего в Кромском уезде, Жуковский в марте 1814 года еще раз просил руки Маши. Сдержавшись от гнева, мать сухо ответила: «Никак нельзя. Тебе закон христианский кажется предрассудком, а я чту установления церкви».

Осенью 1814 года Протасовы переехали в Дерпт, к месту службы поэта А.В. Воейкова, за которого летом вышла замуж Машина сестра. А Жуковский направился в село Долбино, калужское поместье Машиной кузины А.П. Киреевской, матери известных литераторов. Здесь ему суждено было установить своего рода рекорд творческой активности, создав легендарный цикл долбинских стихотворений. В феврале следующего года Мария Андреевна познакомилась с дерптским профессором хирургии и пианистом-виртуозом И.Ф. Мойером, арфистом Фрике и живописцем Зенфом, которые согласились ее учить. В середине марта приехал Жуковский и прогостил полтора месяца. 29 марта он написал Маше: «Я никогда не забуду, что всем тем счастием, какое имею в жизни, обязан тебе, что ты мне давала лучшие намерения, что все лучшее во мне было соединено с привязанностию к тебе…». Вскоре Мойер (учитель великого Пирогова) сделал Маше предложение. Она отказала, но просила бывать по-прежнему. Зачастил в их дом и наш земляк генерал-майор А.И. Красовский. В августе и октябре Жуковский вел новые переговоры с Екатериной Афанасьевной, но снова безрезультатно. В конце октября «милый, добрый, благородный Мойер» (слова Маши) сделал ей письменное предложение, она ответила, что посоветуется с Жуковским. «Мой милый, бесценный друг! – обращалась Мария Андреевна к нему. – Я решаюсь писать к тебе, просить у тебя совета... Я хочу выйти замуж за Мойера. Я имела случай видеть его благородство и возвышенность его чувств и надеюсь, что найду с ним совершенное успокоение. Я не закрываю глаза на то, чем я жертвую».

Свадьба Маши и Мойера состоялась 14 января 1817 года, за два дня до ее 24-летия. Жуковский изо всех сил старался не быть печальным. «Свадьба кончена, – извещал он своего друга А. Тургенева, – и душа моя утихла... Что из меня будет, не знаю. Мыкаюсь, как кегля».

В середине июня молодожены вместе с Воейковыми и Екатериной Афанасьевной навестили Муратово, которое было нераздельным имением. Теперь половина отошла Мойерам. Жуковский не смог составить им компанию, и Маша писала ему: «…Не можешь вообразить, как грустно о тебе – теперь тебя нет с нами. Кто мог вообразить, что приезд мой в Муратово будет время самое несчастное в жизни... Жуковский, не желай быть в Муратове! Здесь нее напоминает прошедшее, невозвратимое...». В начале апреля 1819 года поэт приехал в Дерпт. Маше жилось с Мойером спокойно. Он знал, что она любит Жуковского, она знала, что ее любит Мойер. Чтобы заглушить сердечную боль, Маша погружалась в бурную общественную деятельность. Жуковский с головой уходил в творчество. Месяцев через пять она сделала удивительное признание: «Когда мне случится без ума грустно, то я заберусь в свою горницу и скажу громко: Жуковский! – и всегда станет легче...». В это время генерал К.Ф. Керн, муж нашей землячки, получил новое назначение в Дерпт. Вскоре Анна Петровна познакомилась и подружилась с супругами Мойерами. «Между ними не было страстной любви, только взаимное уважение, – отметила она и своих воспоминаниях. – Она любила прежде Жуковского – любовь эта, чистая и высокая, не угасла никогда...». А 19 октября 1820 года у Маши появилась дочь, которую назвали в честь бабушки Катей. «Милый ангел, – писала Маша путешествующему по Европе Жуковскому, – какая у меня дочь! Что бы дала я за то, чтоб положить ее на твои руки... Ах, мой Жуковский! До смерти тебя люблю...».

Летом 1822 года Мария Андреевна с мужем и дочерью и последний раз побывала в родных местах. «Твоя комната (в муратовском усадебном доме), – радостно сообщала она Жуковскому, – с письмом твоим в руках – есть мой рай земной!.. Из окна большой твоей горницы виден твой холм с своим тростником и твоя деревенька. Сегодня я на нее смотрю с каким-то грустным наслаждением, а вчера еще не имела сил остановить на ней глаза...». Побывала Мария Андреевна и в Орле, где все жили ожиданием смотра четырем полкам. Сходила она во Введенский женский монастырь, чтобы встретиться с игуменьей Серафимой Михайловной Соковниной, сестрой товарища Жуковского по Московскому Благородному пансиону. В последнее время ее все чаше посещают планы «поселиться в Муратове, хозяйничать». В письмах «несравненному Жуку» признается: «Умереть в Муратово казалось мне верх счастья...». Но жизнь рассудила иначе. Она скончалась при родах 18 марта 1823 года в Дерпте. Прославленный хирург Иван Филиппович оказался бессильным помочь своей нежно любимой супруге. Незадолго до кончины Мария Андреевна, томимая мрачными предчувствиями, написала Жуковскому последнее письмо, которое он прочитал уже на ее могиле: «Друг мой! Это письмо получишь ты тогда, когда меня подле вас не будет, но когда я еще ближе буду к вам душою. Тебе обязана я самым живейшим счастием, которое только ощущала!.. Не огорчайтесь, что меня потеряли. Я с вами!..». В последний путь Марию Андреевну провожал весь Дерпт, безвременно лишившийся своей благотворительницы.

Протасовым

Друзья! пройдет два дни –
Я снова буду с вами!
Явлюсь – но не с стихами!
(Не пишутся они).
Пока парламентера
Мы шлем к вам, для примера,
Узнать, хорош ли путь!
Боюся утонуть;
Ведь вам же будет горе.
Теперь и лужа море.
А молвить в добрый час,
Без всякой лести, в луже
Сидеть гораздо хуже,
Чем, милые, у вас!
Дай Бог, чтоб я здоровых
Друзей моих нашел
И в путь совсем готовых!
Оставьте сей Орел,
Печальную берлогу!
Скорей, скорей в дорогу,
В Муратово село.
Там счастье завело
Колонию веселья;
Там дни быстрей бегут
Меж дела и безделья!
Там нас смиренно ждут:
Единственный Григорий,
Цветник, валет, цикорий,
Гора, винтовка, пруд

1813

Алексеев В. Моя душа с твоей согласна… // Просторы России. 2000. 17 марта. С. 11.

Мария Андреевна Мойер. Рисунок карандашом В.А. Жуковского. 1820.

Из воспоминаний Ф.Ф. Вигеля о М.А. Протасовой-Мойер

Я не могу здесь умолчать о впечатлении, которое сделала на меня Марья Андреевна Мойер. Это совсем не любовь; к сему небесному чувству примешивается слишком много земного; к тому же, мимоездом, в продолжение немногих часов влюбиться, мне кажется, смешно и даже невозможно. Она была вовсе не красавица; разбирая черты ее, я находил даже, что она более дурна; но во всем существе ее, в голосе, во взгляде было нечто неизъяснимо обворожительное. В ее улыбке не было ничего ни радостного, ни грустного, а что-то покорное. С большим умом и сведениями соединяла она необыкновенные скромность и смирение. Начиная с ее имени, все было в ней просто, естественно и в то же время восхитительно. Других женщин, которые нравятся, кажется, так взял бы да и расцеловал; а находясь с такими, как она, в сердечном умилении все хочется пасть к ногам их. Ну, точно она была как будто не от мира сего. Как не верить воплощению Богочеловека, когда смотришь на сии хрупкие и чистые сосуды? В них только могут западать небесные искры. «Как в один день все это мог ты рассмотреть?» – скажут мне. Я выгодным образом был предупрежден насчет этой женщины; тут поверял я слышанное и нашел в нем не преувеличение, а ослабление истины.

И это совершенство сделалось добычей дюжего немца, правда, доброго, честного и ученого, который всемерно старался сделать ее счастливой; но успевал ли? В этом позволю я себе сомневаться. Смотреть на сей неровный союз было мне нестерпимо; эту кантату, эту элегию никак не умел я приладить к холодной диссертации. Глядя на госпожу Мойер, так рассуждал я сам с собой: «Кто бы не был осчастливлен ее рукой? И как ни один из молодых русских дворян не искал ее? Впрочем, кто знает, были, вероятно, какие-нибудь препятствия, и тут кроется, может быть, какой-нибудь трогательный роман». Она недолго после того жила на свете: подобным ей, видно, на краткий срок дается сюда отпуск из места настоящего жительства их.

Вигель Ф.Ф. Записки. Часть пятая. Издание «Русского архива». М.: Университетская типография. 1892. С. 76 - 77.

Александра Андреевна Протасова-Воейкова (1795 – 1829)

Поэтический образ младшей племянницы Жуковского, Александры Андреевны Протасовой-Воейковой, музы и вдохновительницы многих наших поэтов первой половины XIX-го столетия, до сих пор был недостаточно выяснен в нашей литературе, а между тем, в ряду выдающихся русских женщин, прекрасной Светлане, как называл ее Жуковский, принадлежит весьма заметное место. Любовь Жуковского к ее старшей сестре Маше <…> как-то заслонил от глаз потомства трогательную судьбу Александры Андреевны, хотя, может быть, влияние ее на поэзию Жуковского было не менее значительным, чем влияние Марии Андреевны Мойер. <…> Воспринимая Сашу от купели, Жуковский как бы приобщил ее к своему поэтическому гению, как бы вложил в нее свой талант, свое стремление к изяществу и красоте, передал ей всю ту ясность и светоточивость души, все то личное обаяние, которым отличался всегда он сам.

<…> Старшая Протасова является представительницей сентиментального романтического типа барышни начала XIX века, воспитанной на романах Жанлис, заливающейся слезами над чтением Вертера и черпающей свое религиозное настроение в проповедях Массильйона.

Александра Андреевна Воейкова. Из книги: Соловьев Н.В. История одной жизни. А.А. Воейкова – «Светлана». Петроград, 1915.

И вот бок о бок с этой вдумчивой и серьезной девушкой росло существо совсем другого склада. Легкая, воздушная, как сама мечта, полная неистощимого запаса здорового смеха, развилась и щебетала ее младшая сестра Саша, наполняя весь дом жизнью и весельем. Мать, сестра, подруги и все окружающие обожали красавицу «Сандрок», это «милое творенье», с ее весело смеющимся личиком, обрамленным русыми кудряшками, кружащуюся «как сверчок», «по стульям, по окошкам», забавляющую всех своими милыми шалостями. <…> Резвый и шаловливый ребенок скоро превратился в умную, красивую, жизнерадостную девушку, обладавшую удивительной способностью своим обаянием привлекать к себе сердца окружающих, «пленять все, что ей не встретится», по выражению Жуковского. <…> О внешности «Светланы» мы можем судить по оставшимся ее портретам, и нельзя не согласиться с современниками, называвшими ее красавицей, самой Грацией, Венерой и Сильфидой. О красоте ее упоминает постоянно и Жуковский и в стихотворениях, ей посвященных, и в переписке со своими друзьями.

Соловьев Н.В. История одной жизни. А.А. Воейкова – «Светлана». Петроград, 1915. С. 7 – 9.

Олешкевич Ю. Портрет Александры Андреевны Воейковой. 1821 . Из книги: Соловьев Н.В. История одной жизни. А.А. Воейкова – «Светлана». Петроград, 1915.

В 1814 г. Саша Протасова вышла замуж за Александра Федоровича Воейкова (1779 – 1839) – поэта, переводчика, критика, журналиста и издателя, автора сатир, соученика Жуковского и Андрея Ивановича Тургенева по Московскому университетскому благородному пансиону. Брак этот не стал счастливым: все современники характеризовали Воейкова как человека недостойного. Жуковский впоследствии упрекал себя за то, что содействовал сватовству Воейкова. После свадьбы чета Воейковых жила в Дерпте, где Воейков получил место профессора русской словесности в университете, а затем, с 1820 г., в Петербурге, где вместе с ними поселился Жуковский.

Александра Андреевна была всесторонне образованной женщиной – она переводила статьи для газет, которые редактировал ее муж, занималась рисованием, увлекалась музыкой. Ее нравственное совершенство привлекало сердца многих друзей Жуковского – художников и поэтов. У Жуковского тогда часто бывали А.И. Тургенев, В.А. Перовский, А.А. Дельвиг, Ф.Н. Глинка, К.Н. Батюшков, И.А. Крылов, Н.И. Гнедич, Н.М. Карамзин, П.А. Вяземский – словом, весь литературной цвет столицы.

В.А. Жуковский посвятил ей свою балладу «Светлана», К.Ф. Рылеев – поэму «Рогнеда», многочисленные стихотворения – поэты И.И. Козлов, Н. Языков, Е.А. Баратынский. В нее был влюблен друг Жуковского Александр Иванович Тургенев. Поняв, что никаких отношений, кроме дружеских, Воейкова от него принять не может, он пишет Жуковскому: «...я многое обдумал ночью... Первое чувство и теперь единственное: все в жертву ей. Люблю ее неизъяснимо и люблю по-прежнему и сильнее прежнего. Всегда желал ей блага – и в ее благе только находил собственное. Ошибался, мучился, сходил с ума; многого она не знала – и худо судила меня, обвиняла в сердце своем, и я несчастлив так, как никогда не бывал... У ног ее прошу прощения, если любовь может быть виновата. Покажи ей это письмо. К ней писать не могу... Буду любить и помнить ее до гроба, любил, как никогда и никто ее не любил...».

В 1829 г. Александра Андреевна умерла, не дожив до 34 лет, от туберкулеза, в Италии, куда приехала на лечение. Она была похоронена в Ливорно. В.А. Жуковский заказал для ее могилы точно такое же надгробие, какое было на могиле ее сестры Маши в Дерпте.

Цит. по: Чижова И.Б. «Души волшебное светило...». Л.: Лениздат, 1988. С. 30.

“Муратовская вошь” периодическое издание (Посвящается чувствительным душам) Политические происшествия

4-е Августа

В шесть часов пополудни прибыли передовые экипажи Муратовской императрицы [1]; рыдван с императором, мамушкою, с императорскою племянницею и с ассиситентами, запряженный шестью лошадями; линия с императорским архитектором [2], императорскою невестою, подвижным придворным алфавитом, Андреем, то есть Андрюшкою, пирогами, арбузом, дынею и Егором. Кибитка на двух клячах и одном Якове с полновесною бричкою и десятью дробными императорскими кружевницами; императорская телега на кобыле.

5-е Августа

День прибытия императорской фамилии в село Муратово.

7-е Августа

Софья благополучно открыла свои физические эксперименты, столь важные для распространения наук, в особенности касающихся до испытания природы.

8-е Августа

На горизонте нашем явилась комета, безхвостая и темная, светившая с 8-го числа по 21-е. Имя ей, по свидетельству славного Гершеля, Иван Гринев. Эта комета светила, светила, да и провалилась.

20-е Августа

Высокоторжественный день рождения цесаревны Александрины [3]. Этот день, в который за пятнадцать лет перед сим природа украсилась одним из прелестнейших произведений, которое надлежит описать с величайшею подробностью, и мы как историки, желающие жить в потомстве, не пощадим своей силы. И так начнем, благословясь во имя трех Граций, прелестной Гебы, веселой Флоры, смехов, игр и царицы прелестной Венеры Анадиомены. Утро было пасмурное; облака обещали дождь и не обманули, ибо шел дождь – но шел он не долго, а чтобы только доказать смертным, что небо, желая сойти на землю для того, чтобы видеть на ней своими глазами творение его достойное, рассудило обратиться в дождь и вымочить всю Муратовскую империю. Муратовская комета ходила на пруд ловить рыбу и ничего не поймала, отчего и произошли на ней некоторые темные пятна, замеченные в телескоп Муратовскими астрономами. В вечеру сего дня, т. е. в двадцатое число Августа была иллюминация; комета прохаживалась по зале и по хорам и светила безденежно; денежные свечки сияли, как рублевые; огненные фонтаны сбирались бить высоко да раздумали; ракеты ползли окарячь; а учредитель фейерверка плюнул да прочь пошел. На следующий день был дан, в императорском дворце, для всех чинов Муратовских бал. На цветущем лугу, при веянии Зефира, несколько уже устаревшего, – в виду колоссальных качель и миниатюрной кухни поставлены были столы – один стол для кавалеров, другой для дам – съехались гости и сели за столы дубовые; заметнейший между ними был широкий Медовые уста; кузнец нос серпом, утиные глаза; и заслуженная статс-дама Антипьевна. Надобно заметить, что перед обедом императрица допустила всех к ручке и принимала обычные дани цыплятами, пирогами, поросятами, гусями и индейками. Угощал посетителей Григорий Дементьевич [4] в синем сюртуке с большими пуговицами, которые сияли на нем, как звезды на сапфире небесном. После обеда было представление разных квилибрических равновесных квилибрий; между тем прочим один безымянный посетитель представлял падение Фаэтона, а на пороге глиняную кошку, которая кивает головою. За сим следовал великолепный балет, сражение Горациев и Куриациев. Главными действующими лицами были Рязанец и Муратовский староста. Первый представлял Горация, последний Куриация; Антиповна была Камилла; Дементьевич дирижировал оркестром.

Потом все посетители пошли к императорским качелям. Качались, болтали, прыгали и пели следующую похвальную песнь Императрице и ее придворному штату:

Слава Матушке Афанасьевне, слава вечная пирогам ея! Слава Марье Андреевне в фартуке, слава! Слава Александре Андреевне и с кудряшками, слава! и пр.

1. Имеется в виду хозяйка поместья Муратово, Е.А. Протасова.
2. В.А. Жуковский, который принимал активное участие в проектировании и построении барского дома в Муратове.
3. Младшая племянница Жуковского А.А. Протасова (Саша).
4. Григорий Дементьевич Минаков (ок. 1743 – ок. 1833) – управляющий села Муратова, доверенное лицо дочери Маши Протасовой Е.И. Мойер-Елагиной, неоднократно упоминается в домашних стихотворениях 1811 – 1814 гг.: «Елена Ивановна Протасова, или Дружба, нетерпение и капуста», <Протасовым> («Друзья! Пройдет два дни...»), «Записка к Полонским» («Обещанное исполнять...»). Разыскания о нем см.: Власов Владимир. Дворянская усадьба Бунино. Орел, 2006. С. 35,63.

“Муратовский сморчок” ежедневное издание политического, литературного, экономического, исторического и географического содержания и пр.

№ 1.Сентября 19

О цели сего издания и его употреблении

I Цель или содержание Муратовского сморчка

1. Политика. Под сей статьей будут содержаться все происшествия политические, касающиеся до двух враждующих народов, известных в Муратове и населяющих обширные страны по ту сторону и по сию сторону печки с очагом, одни под именем Пулистов, другие под именем Печенегов. Военные и мирные трактаты; реляции о сражениях, речи генералов, декларации и прокламации входят естественно в состав этой важной статьи.
2. География. Отрывки – о положении, границах и климате Муратовской империи; нравы различных народов, ее населяющих, и прочее и прочее.
3. История. Отрывки из древней и новой истории Муратова и его правительства.
4. Экономия. Известия о подвигах Григория Дементьевича и Акулины Ивановны.
5. Словесность. Стихотворения и прозаические отрывки.
6. Известия. Некрология; дневные происшествия; новые изобретения; театр; новые книги; анекдоты; открытия; острые слова и пр.
7. Бюллетени. Об успехах Комиссии о построении Муратовского дома.

II Употребление сих листов – самое скромное; об нем говорить почитаем за излишнее, предполагая в наших читателях довольно догадки и знания обычаев.

19 сентября

ПОЛИТИКА

Известия и замечания Главная квартира Генералиссимуса Печенегов Александра Муратовского [1], великого Герцога Трех граций, Барона любезности, Гроссмейстера ордена красоты, находится по сие время на том же месте, т. е. под правыми хорами у третьего столба. Маршал его Василий Высокий [2], кавалер ордена трех печенок, кардинал и настоятель аббатства старых париков – недавно присоединился к нему с своим корпусом, который речью при нем может одерживать те блистательные победы, которыми доселе славился. Неприятель стоит в окопах. Предводитель его Мария [3], королева и самодержавный обладатель всех прелестей, наследник и великий князь малой, средней и большой любви и достойностей (земли малонаселенной, но весьма важной), маркиз добродетели и кавалер рыжей коровы с [длинными?] корнями. Первый по нем и славный своею тактикою, но весьма неудачный практикою, фельдцейгмейстер, Альфабет Косматый [4], генерал умный и деятельный, но вечно побеждаемый в сражениях с Александром Муратовским – находился при армии, но он по сие время не излечился еще от ран. В одном сражении разорвало над головою его огромный сальник и так несчастливо, что все пришлось в лицо: и теперь на лице его маска из бараньего желудка.

СМЕСЬ

Дневные происшествия Атмосфера нынешний день была вообще чиста. Впрочем наблюдатели заметили некоторые необыкновенные явления. На полосе, занимаемой кочующим народом: Пузыпями, Пупызями и Пузотами или по уверению известного географа Птоломея Пужотами, слышался, без всякого изменения в атмосфере, гром иногда быстрый, иногда раскатистый, иногда соединенный с некоторым шипением. Некоторые наблюдатели натуры чувствовали после него серный запах, в котором ощутительно было нечто похожее на обыкновенную огородную <нрзб.>.

Григорий Дементьевич ходил целый день в тулупе и башмаках.

Козловский поп впервые от роду пил воду; и астроном его прихода, Широкой, предсказывает наверное светопреставление по первой зиме.

Ода

Тебя хочу я днесь прославить
Глупцам, насмешникам назло
И выше матери поставить,
Муратово село.
Аркадии ты нам милее!
В тебе и тихо, и светло;
В тебе веселье веселее,
Муратово село.
В тебе есть мельник, дом высокой,

И пруд блестящий как стекло,
И полуостров преширокой,
Муратово село.
В тебе Жуковский баснь склоняет,
Хоть неискусен он зело,
Тобой Дементьич управляет,
Муратово село!

19 сентября 1811

1. Антропоним «Александр Муратовский» – А.А. Протасова – пародийное обыгрывание имени Александра Македонского.
2. Василий Высокий – антропоним, под которым В.А. Жуковский вывел самого себя, каламбурно обыгрывает фамилию одного из действующих лиц юмористического издания «Муратовский сморчок»: Широкой.
3. М.А. Протасова.
4. Возможно, под шуточным антропонимом «Альфабет Косматый» подразумевается учитель сестер Протасовых, И.Н. Гринев. Эти два шуточных текста сохранились в бумагах А.А. Протасовой-Воейковой. Первый датируется 4 - 20 августа 1811 г.
Текст и примечания приводятся по: Жуковский В.А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 тт. Т. 11. Первый полутом. Проза 1810 – 1840-х годов / Ред. А.С. Янушкевич. М.: Языки славянской культуры, 2016.

Смотрите так же

Усадьба Протасовой в д. Муратово

Усадьба Е.А. Протасовой, в которой жил поэт Василий Андреевич Жуковский.